Индукцию Аристотель
Индукцию Аристотель понимает как восхождение от «первого для нас» — предметов и явлений, непосредственно данных нашим органам чувств,— к «первому для природы» — общему. Индукция, по мнению Аристотеля, еще не есть научное доказательство, но является необходимым моментом для научного мышления. Индукция открывает путь, позволяет прийти к общему, но не в состоянии его обосновать. Такое обоснование найденного индукцией общего происходит дедуктивным путем силлогистического доказательства. По Аристотелю, диалектика в индуктивном умозаключении играет немаловажную роль. Она посредством отбрасывания второстепенных признаков многообразия единичных предметов помогает открывать общее как наиболее существенные определения предметов материального мира.
Аристотель^ понимает индуктивное умозаключение как лишенный среднего термина силлогизм: «Индукцию и индуктивное умозаключение имеем тогда, когда один крайний (термин) через другой приписывается в заключении среднему (термину) … Такого рода (индуктивное) умозаключение предполагает первую и лишенную среднего (термина) посылку»4. И далее: «Там, где есть средний <термин), заключение выводится посредством него, а там, где его нет,— посредством индукции»[1]. Правда, Аристотель более ясным для нас считал индуктивное умозаключение, однако он предпочитал силлогизм со средним термином, т. е. дедуктивное умозаключение. Предпочтение, данное Аристотелем дедуктивному умозаключению,— естественно, так как силлогизм без среднего термина (индукция) не дает научного причинного обоснования предметов и явлений. Индуктивный силлогизм перечисляет единичные факты, которые сами по себе очень важны, но недостаточны для научного мышления. Научное знание, по Аристотелю, есть познание общего, поэтому индуктивное умозаключение, дающее знание об единичном, по своей ценности ниже дедуктивного. Общее, с которым имеет дело дедуктивный силлогизм, раскрывает причину, а индуктивный силлогизм не дает причинного объяснения. Отдельные факты необходимы, однако недостаточны для науки. Поэтому, по мнению Аристотеля, «ясно, что даже и в том случае, если бы можно было чувственно воспринять, что треугольник имеет <сумму> углов, равную двум прямым, мы <все равно) искали бы доказательство этого…»[2]
Индуктивное умозаключение, как диалектически замечает Аристотель, не характеризуется «силлогистической необходимостью». Недостаточность индукции, по Аристотелю, заключается в том, что она затрудняется на основе некоторых единичных предметов умозаключить обо всех без исключения предметах определенного рода. Трудность индукции в этом отношении снимается дедукцией. Аристотель не считает необходимым перечисление всех без исключения многочисленных фактов для того, чтобы потом умозаключить об общем. Аристотель никогда не говорил о необходимости полной индукции. Он хорошо понимал, что требование полной индукции практически невозможно, а теоретически — это упразднение всякой индукции вообще. Следовательно, он признавал лишь неполную индукцию; кстати, об этом свидетельствует, по всей вероятности, «ограниченное» внимание, которое он уделяет индукции, в чем впоследствии упрекал его, например, Ф. Бэкон.
Короче говоря, главный недостаток индукции заключается, во-первых, в практической невозможности осуществления полной индукции, во-вторых, в том, что связь крайних терминов посредством среднего не осуществляется с логической необходимостью. Следовательно, возможность заблуждения при индуктивном умозаключении больше, чем при силлогизме. Поэтому индуктивные умозаключения не имеют научно-достоверного значения, а лишь вероятностное. Вероятность индуктивных умозаключений, по Аристотелю, означает, что знание, полученное путем неполной индукции, совпадает с знанием, полученным в результате возможной полной индукции.
Хотя индукция, по Аристотелю, приводит нас к вероятной, а не необходимой достоверности, и, следовательно, мышление подвергается опасности впасть в ошибку,— Аристотель признает ее небходимость для научного исследования. Он был склонен к мысли, что достоверность мы всегда получаем или путем силлогизма, или посредством индукции. Вместе с тем Аристотель указал на недостаточность одной лишь индукции и требрвал ее связи с дедукцией. Аристотель, как уже говорилось, никогда не рассматривал индукцию и дедукцию как взаимоисключающие друг друга моменты познания. Наоборот, по Аристотелю, индукция, как и дедукция, взятые в отдельности, не в состоянии раскрыть полностью своего познавательного содержания. Аристотелевская логика вообще и силлогистика в частности хорошо демонстрируют тот факт, что индукция и дедукция взаимно дополняют друг друга. Индукция, по Аристотелю, приводит нас к общему: «из многократности отдельного становится очевидным общее»7, именно очевидным, но не больше; дальнейшее же обоснование общего, установляемое индукцией, оказывается возможным только благодаря диалектическому единству индукции и дедукции. Аристотель придавал исключительно важное значение индукции: «Общее нельзя рассматривать без посредства индукции, ибо и так называемое отвлеченное познается посредством индукции» [3],— писал он. Неполноценность индукции, рассматриваемой сама по себе, не делает ее, по мысли Аристотеля, бесплодной, так как ее восполняет дедукция. Трудность, вызванная невозможностью полной индукции, у Аристотеля снимается дедукцией, тем самым доказано, что логическая завершенность индукции необходимо требует дедукции и, наоборот, дедукция необходимо требует индукции. В известном смысле (поскольку общее свое логическое обоснование находит в единичном), по Аристотелю, дедукция подчиняется индукции. С другой же стороны (поскольку сущностное определение единичного становится возможным лишь через общее), индукция подчиняется дедукции. По мысли Аристотеля, поскольку единичное (Сократ) есть момент общего (человек), дедукция основывается на индукции и, наоборот, поскольку единичное (Сократ) находит свое логическое обоснование в общем (человек), индукция находит свое завершение в дедукции. Диалектически рассматривая индукцию и дедукцию, он продолжает: «Как знание (приобретаемое) из общего, невозможно без индукции, так и (знание) посредством индукции невозможно без чувственного восприятия» [4].
[1] Аристотель. Аналитики, стр. 168.
[2] Там же, стр. 242.
[3] Аристотель. Аналитики, стр. 217—218,
[4] Там же, стр 218,