На этом отрывке стоит остановиться

На этом отрывке стоит остановиться с разных точек зрения. Вообще, лю­бой текст, особенно вот такой старинный текст, подлежит рассмотрению, исследованию, по крайней мере, в пяти разных аспектах. Во-первых, в чи­сто лингвистическом; во-вторых, в филологическом, т. е. что это за жанр, какова композиция, какие выразительные средства, каков стиль и т. д.; тре­тий аспект — это текстологический — как текст возник, история этого текста, критика этого текста, нет ли тут каких-либо ошибок, искажений и т. д., это, значит, третий аспект, так; затем четвертый, идеологический, каково идейное содержание данного текста; и пятый аспект — реальный, какие реальные фак­ты истории отражены в этом тексте.

С точки зрения лингвистической — вот Елена хорошо разобралась, ничего особенного нет. Некоторые новые слова, вот Эранвеж, например, нам в пер­вый раз, кажется, встретился. Некоторая новая лексика, но мы в ней разобра­лись, ничего особенно сложного тут нет.

Филологически — когда мы почитаем жертвоприношения других героев, мы заметим, что стиль, конечно, другой. Здесь преобладает, так сказать,… во-первых — жертвоприношения здесь не кровавые, вот. Он приносит, Хом (очевидно, оговорка, здесь Ахура-Мазда должен быть), он приносит в жертву молоко или что-то такое от коровы. Он приносит Ъагэвтап и он приносит «красноречие своего языка». Но ни звука о каких-либо кровавых жертвопри­ношениях. Дальше стоит обратить внимание, о чем он просит. Герои, с кото­рыми мы будем знакомиться дальше, они просят обычно каких-нибудь воен­ных побед, победы над врагами, истребления врагов и т.д. Ничего похожего здесь нет. Здесь просьба чисто такая духовная, религиозная. Объединиться вот с этим Заратуштрой в целях установления вот этой религии, которой свойственна «добрая мысль, доброе слово и доброе дело», — чисто духовные, религиозные вопросы. Это касается теперь вот и следующей нашей стороны.

В текстологическом отношении мы должны признать, что этот кусок вы­падает. Хотя он в смысле… композиции как будто не нарушает. И другие про­сят, и Ахура-Мазда просит. Но в филологическом и, особенно, в идеологиче­ском плане он выпадает совершенно; среди остальных, которые мы дальше будем читать, этот совершенно другого типа. И отсюда, с точки зрения крити­ки текста, какой вывод мы можем сделать? — Что этот текст вообще здесь ино­родный. То есть, если взять гимн Анахиты как чисто мифологический текст, то вот это обращение к ней Ахура-Мазды с жертвоприношением — это ино­родное тело. А как оно появилось, вам легко, конечно, догадаться. Очевидно, в той среде, где редактировался этот текст — не составлялся, составлялся то он как мифологический, — а там, где он редактировался, культ Анахиты был настолько высок, что они пошли даже на такую, можно сказать, «чудовищ-

ную» вещь, что заставили высшее божество Ахура-Мазду прийти к Анахите с поклонением. Вот видите, довольно важный вывод приходится сделать: что это вставка позднейшая и что она сделана в такой среде, где чистого зороа­стризма не было, а была какая-то беспорядочная, ну, или упорядоченная — я не берусь утверждать, что беспорядочная, — но какая-то смесь так называ­емых языческих культов с чистым зороастризмом. Вот в результате только такой смеси можно объяснить появление такого отрывка в этом тексте. И вот я вам читал, помните, из армянского источника. В современной Арме­нии существует вот такая же странная смесь христианства с культом Анахи- ты. Праздник Преображения, христианский праздник, объединен с культом Анахиты. Вот нечто такое, но гораздо раньше происходило и здесь. Когда именно вот это редактирование происходило, я затрудняюсь сказать. Тут то, что Эранвеж, т. е. Хорезм, и т. д., не имеет решающего значения, потому что Эранвеж постоянно фигурирует как прародина, так что из этого никаких вы­водов нельзя сделать. Скорее всего, эти редакторы, так же как католические священники в свое время знали латинский язык, так и они знали авестий­ский. Они вот «всадили» такой текст, потому что культ Анахиты был исклю­чительно высок, исключительно почитаем. Вот это то, что можно сказать с точки зрения идеологической. Идеология здесь не чисто зороастрийская, но и не чисто языческая, а какая-то смесь того и другого.